Последние капли холодного ноябрьского дождя падали на землю. Рваные, искалеченные бурей тучи уносились на Запад. Резкие порывы ветра, не могущие унять свою, уже бессильную злобу, бросали с мокрых ветвей деревьев на головы прохожим град леденящих брызг. Но сквозь первые, еще слабые, просветы между облаками самые зоркие уже могли различить: где-то высоко-высоко, за грязной, темной завесой туч, светит солнце.
Таня, широко шагая через лужи, а где и перепрыгивая их, думала: вот так и в нашей жизни. Сдавят тисками обстоятельства, скрутят, а то и как эта буря, покалечат, сломают, и вот уже кажется, что кроме темноты ничего вокруг нас больше нет. Кричим, плачем, зовем Бога и думаем: не слышит. А ведь Он там, в небесной высоте, нужно только уметь увидеть Его через весь этот мрак.
Тяжелая дубовая дверь Дома инвалидов заскрипела, нехотя открылась. Таня сразу почувствовала тяжелый дух, всегда обитающий там, где много больных, не встающих с кровати людей. Она строго приказала себе: Иисус любил всяких — прокаженных, увечных, никем не брезговал! И решительно перешагнула порог. К счастью, на смене дежурила добродушная тетя Маша, она всегда была приветлива с верующими, разрешала им посещать Женечку. Тетя Маша ахнула:
— Да как же ты отважилась в такую даль в такую бурю приехать?! Женечка, поди, не ждет никого! Такой ливень! А вчера у нее из твоей церкви тоже женщины были. Молодцы, вы, скажу! Большое доброе дело делаете!
Таня вошла в хорошо ей знакомую палату для особо тяжелых. На кроватях лежали неподвижные тела. Никто из этих людей не мог ходить, двигать руками, поднести ложку ко рту, вытереть слезу со щеки… Когда-то они, как и все, могли без усилий ходить, бегать, бродить по зеленым полям, собирать цветы… Тогда они и не думали, какое это огромное счастье — чувствовать силу в каждой мышце, идти куда хочешь, быть здоровым, свободным…
Непохожие были у них судьбы, как и дороги, приведшие их в инвалидный дом. Какими разными были смотревшие на Таню глаза! Настороженные или застывшие в тоске и унынии, с отпечатком глубокой скорби, отчаяния или колючие, злые… Но было здесь и удивительно прекрасное лицо, излучавшее свет, в нем было столько доброты, любви, что она лилась лучезарным потоком из ясных глаз.
Это была Женечка — женщина редчайшей силы духа и трагической, на человеческий взгляд, судьбы. Крещение она приняла молоденькой девушкой, стоя на костылях, а в 19 лет совсем слегла: ее полностью парализовало. С тех пор она была недвижима десятки лет и абсолютно беспомощна. Ее нужно было накормить, напоить, вытереть рот, перевернуть, помыть, переодеть… Без чужой помощи Женечка не могла отогнать даже назойливую муху от лица.
Вначале за Женей ухаживала ее мама, а когда та умерла — ее отдали в дом инвалидов. В трех домах жила она за всю свою жизнь, всяко приходилось, но никогда никто не слышал слова жалобы от нее. Бывало, меняет постель санитарка, так перевернет Женечку, что после этого ее парализованное тело нестерпимо болело часами. Слезы текут из ее глаз, стон удержать невозможно, а с губ ее — ни слова обиды иль раздражения. Как-то главврач дома инвалидов сказал Тане: «Если бы у нас все пациенты были как Женечка, это был бы рай». Словно в благодарность за ее ласковость и кротость, все называли ее — Женечка.
Женя услышала торопливые Танины шаги, лицо ее засияло улыбкой:
— Танюша! Я сразу узнала, что это ты! Иди, иди сюда, милая!
Около 18 лет назад Женечка, к большому несчастью, полностью ослепла, но ее слух после этого невероятно обострился, всех сестер из их церкви, медперсонал она безошибочно узнавала по походке.
Таня вмиг очутилась у ее постели, наклонилась, поцеловала. Первым делом, как всегда, помолились, почитали Библию, вместе размышляли над трудными местами. Интересно было слушать Женечку. Она имела ясный ум, дарованную свыше мудрость, многое Бог открыл ей… Редко от кого из инвалидов приходилось слышать такое глубокое понимание Слова Божия.
Потом, как обычно, Таня почистила запревшие места на Женечкином теле — между пальцами, за ушами, а та только благодарно приговаривала: «Слава Богу! Послал тебя ко мне! Вишь, как ты, милая, за мной ухаживаешь!»
Самому малому умела радоваться Женя. Недвижимая, слепая, она имела особый покой и радость в сердце. Таня уже знала, что это чувство не зависит от того, как сложилась твоя жизнь, это сладкое ощущение дает только Бог: Он с тобой в каждый момент, в каждом месте.
Умывая Женечку, Таня откинула одеяло и отшатнулась от резкого запаха — белье и постель не поменяли, это было не в первый раз.
— Женечка! Ну, почему ты не попросишь? Няни должны это делать вовремя! — от сострадания у нее навернулись слезы.
— Ничего, ты пойми их, Танюша! Знаешь, как много у них работы?! Всем менять не успевают! А люди кричат, ругаются, требуют. Но я же верующая, я и потерпеть могу. Господь ведь этому нас учит.
Таня сменила простыни, помогла одеть чистое белье. Обе были рады, что наконец настал момент, которого ждали. Таня достала из тумбочки свежие письма, начала вслух читать. Почта у Женечки была обширная, ей много писали, благодарили за мудрые советы, за помощь в трудных житейских делах, за то, что утешила, согрела любовью, поддержала молитвой, своей несгибаемой верой помогла укрепиться им… Были и другие письма — от одиноких, несчастных, больных — мучительный крик отчаянья, страха: как дальше жить? Нередко они начинались так: «Ваш адрес мне дала знакомая. Пожалуйста, помогите!» Дальше следовал горький рассказ о предательстве мужа, об искалеченной судьбе, о спившемся сыне, о загулявшей дочери… О безвыходности, печали, муке… Это был поток человеческой боли.
И Таня думала: правда, что в немощах наша сила. Здоровые, полноценные, физически крепкие люди обращаются к беспомощному инвалиду: «Помогите!» В своем избытке сил они оказались слабее парализованной калеки. Как чудно все Господь повернул, только Ему под силу вдохнуть такой мощный дух в раздавленное болезнью, неподвижное тело.
Женечка была счастлива, что может быть полезной людям и что-то сделать для Бога. Она от всего сердца жалела всех несчастных, кто мечется из стороны в сторону в поисках решения своих проблем, забывая главное: посмотреть вверх, заплакать, покаяться в грехах, воззвать к Богу, попросить… Они не понимают, что через острые шипы на дорогах их судеб Господь призывает их к Себе. Эти люди не знают, что все их поиски истины в сущности одно — это поиски Бога, ибо душа давно плачет о Нем.
Вдвоем они тут же молились за каждую нужду из писем, за всех, кто в беде, за соседок в палате, а потом невидящая Женечка долго диктовала ответы. Она не просто разделяла с людьми их тяготы, она жила ими: плакала с плачущими, торжествовала радость духовных побед с выстоявшими. Одна из пациенток дома инвалидов призналась Тане: «Если б не Женечка, я бы давно наложила на себя руки. Она уберегла меня от этой непоправимой беды, рассказала об Иисусе Христе, о вечных муках, которые начинаются в следующий же момент после греха самоубийства».
Когда кто-нибудь хвалил Женечку за терпение в ее физических страданиях, за духовный подвиг, который не каждому под силу, она не соглашалась, что совершает нечто особое: «Вспомните, Иисус Христос терпел намного больше, чем я. Мое еще ничего, мое еще можно вынести». Она сожалела, что в своем положении так мало может трудиться для Господа. Служить Ему в полную силу — было ее мечтой.
Таня размышляла, да, каждый человек много терпит на своем веку, но тот, кто несет страдания перед Господом, — вознаграждается. Когда покорно принимаем муки и благодарим — мы доказываем верность Богу. Но это очень не просто — не возмутиться: «За что? Почему?» Была такая минута и в Женечкиной жизни.
— Случилось это в воскресенье, — рассказывала она, — лежу я, и вдруг пришла мне мысль: вот, все верующие пошли в церковь, а я здесь годами лежу, не бываю в собрании. До чего же мне тогда в церковь захотелось! Вспомнила, как бывало, братья из нашей евангельской церкви приезжали, на носилках меня выносили, везли в собрание, ложили там в проходе, и я могла слушать проповеди, пение, молиться со всеми!… Лежу я, а слезы катятся: «Иисус! — кричу, — возьми меня к Себе! Не могу я больше жить! Сил моих больше нету!» Плакала я так, плакала, открываю глаза и вижу: Иисус на краю моей постели сидит, весь сияющий, одеяние белоснежное, сверкающее. Повернул ко мне Свое лицо, столько любви я прочла, сострадания — слов нет пересказать, говорит: «Потерпи еще немного. Потерпи…» И исчез. Особая радость вошла в мое сердце. С тех пор она меня больше не покидает.
Таня уходила поздно вечером. Уже давно сменилась тетя Маша, на улице промозглый дождь перешел в легкий снег, утренние лужи стали островками гололеда. Пешеходов почти не было, каждый спешил домой, в уют, тепло. А Тане все было нипочем, даже пронизывающий до костей холод и ветер. На душе было чисто и легко, хотелось всему миру поведать о Христе, Его детях, которые не от мира сего. О том, что каждый человек, здоровый или калека, искренне любящий Бога, может трудиться во славу Его. Хотелось всем говорить о том, что всем ищущим Его Господь дает покой, надежду, веру в лучшее. И тот мир и радость, что так мучительно жаждут и ищут люди всей Земли, мало зависит от внешнего благополучия, житейских утех. Царство Божие внутри нас.
Через несколько месяцев Таня с молодым мужем уехали из родной Сибири в далекий южный городок. А спустя год она узнала, что Женечка умерла. Ей было 74 года, 55 из которых она была парализована и 19 лет слепая.
Прошло уже много лет, Таня сама постарела, болеет и часто вспоминает Женечкины слова: «Если б ты только знала, как сильно любит Господь каждого из нас! Он так любит, что не заботится о нашем теле, Он даже может его поломать, только бы душу спасти». И она хорошо знает, что Женечка чувствовала себя счастливей многих и многих живущих на земле. Любовь дарил ее душе Господь, и она умела ее принимать.